Ученые записки Крымского федерального университета имени В. И. Вернадского. Экономика и управление. 2023. Т. 9 (75). № 1. С. 48‒60.
УДК 332.01
РЕГИОНАЛЬНАЯ АСИММЕТРИЯ УСЛОВИЙ КАПИТАЛИЗАЦИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО КАПИТАЛА
Желудкова Т. А.
Крымский федеральный университет имени В. И. Вернадского, Симферополь, Российская Федерация
В данной статье рассматриваются основные причины диспропорций капитализации человеческого потенциала страны. На основе аналитических конструкций выявлены внутренние и концептуальные проблемы в динамике развития отечественной модели высшей школы. Проведена экспертная оценка возможных трендов социальной трансформации при сохранении реализуемой концепции развития условий накопления и капитализации человеческого потенциала.
Ключевые слова: региональная специфика высшей школы, инновационная модель, территориальная дифференциация, конкурентоспособность высшего образования, человеческий потенциал, человеческий капитал.
ВВЕДЕНИЕ
В условиях геополитических и геоэкономических изменений поиск новых триггеров инициации инновационного развития экономики страны требует переосмысления роли и значения элементов модели инновационной спирали. Особое место в капитализации человеческого потенциала России занимает высшая школа, однако ее структурные компоненты асимметричны и вносят непропорциональный вклад в развитие регионов и субъектов страны. Необходим поиск причин и трендов указанной диспропорции для формирования стартовых условий и обоснованной концепции преобразования реализуемой модели развития.
Попытки выявить причины очевидного несоответствия имеющегося уровня человеческого потенциала неоднократно предпринимались представителями отечественной неоинституциональной научной школы (А. А. Аузан, Н. К. Орефьев, М. А. Гершман и др.) и экономической социологией (Т. Ю. Барсукова, В. В. Радаев и др.), однако в рамках региональной экономики такие исследования все еще остаются вторичными (Н. В. Зубаревич, А. А. Щеглова и др.). Вариативные методологические подходы к определению человеческого капитала как экономической категории (а также принципам его формирования и использования), актуализируют междисциплинарные исследования данной проблематики.
Принципиально значимыми становятся приоритетные инструменты государственного воздействия на региональные модели социально-экономического развития конкретных субъектов страны, позволяющие формализовать направленность региональной экономической политики или на накопление и развитие человеческого потенциала или на формирование инфраструктуры для его капитализации.
Цель статьи – комплексно рассмотреть причины региональной асимметрии условий капитализации человеческого потенциала страны и выявить альтернативные варианты ее нейтрализации в современных условиях обострения глобальных вызовов и угроз.
ОСНОВНОЙ МАТЕРИАЛ
По результатам мониторингового исследования аналитиков Всемирного банка, доля человеческого капитала в национальном богатстве России равна 46 % (в странах ОЭСР в среднем – 70 %), в связи с чем специалистами банка сделан неутешительный вывод о том, что при сохранении таких темпов роста стране понадобится полвека для преодоления указанной разницы в показателях [1, с. 9]. С учетом продолжающегося роста разрыва между темпами роста оплаты труда и ростом его производительности [2], объясняемых тесной корреляцией между показателями человеческого и инновационного развития [3; 4; 5], становится востребованным поиск потенциальных источников преобразования человеческого потенциала страны в его капитализированный формат.
В сравнении со странами–лидерами, Российская Федерация все еще демонстрирует нехарактерно низкие показатели инноваций при достаточно высоком индексе человеческого развития (табл. 1). Попытки поиска источника столь парадоксального применения ресурсов инноваций (рис. 1) позволяет констатировать, что инновационное обеспечение роста конкурентоспособности экономики страны не обеспечивается из-за слабости соответствующих институтов, инфраструктуры и результатов конверсии креативной деятельности (без которых эффективное промышленное производство и инновационный путь развития будут оставаться на минимальном уровне). А сам востребованный переход к производствам шестого технологического уклада «сталкивается» со структурной, технологической, территориальной, институциональной и иными «факторными ветвями» противодействия, что значимо минимизирует любые частные инициативы изменения статус–кво.
Приоритеты российской государственной политики по развитию науки и инноваций, сформированные под влиянием неоклассической парадигмы, необходимо пересматривать, как причину невозможности преодоления «эффекта гистерезиса» при сохранении статус-кво. Сторонники теории «эффекта колеи» связывают траекторию движения страны не только с качеством институтов, но и с социокультурными факторами. Опыт успешных модернизаций показывает, что «сдвиги в социокультурных характеристиках осуществляются не за 100, а за 10–20 лет, если, конечно, ведется определенная образовательная и культурная политика» [7, с. 5]. На наш взгляд, и социокультурные, и организационно-правовые истоки, связанные с формальными институтами, оказываются в настоящий момент в едином проблемном поле. В контексте рассмотрения актуализируется концепция Д. Асемоглу и Дж. А. Робинсона [24], о ведущей роли двух типов (экстрактивных и инклюзивных) экономических и политических институтов для развития стран.
Таблица 1
Сопоставление стран по уровню инновационного и человеческого развития
| Страна | Индекс человеческого развития |
Глобальный инновационный индекс |
| Китай | 0,761 | 54,8 |
| США | 0,926 | 61,3 |
| Япония | 0,919 | 54,5 |
| Германия | 0,947 | 57,3 |
| Россия | 0,824 | 36,6 |
| Великобритания | 0,932 | 59,8 |
| Франция | 0,901 | 55,0 |
| Южная Корея | 0,916 | 59,3 |
Источник: составлено автором по данным [25; 26]
Рисунок 1. Корреляция ресурсов и результатов инновационной деятельности по странам [6, с. 152]
Востребованный для нашей страны переход к секулярно-рациональным ценностям и ценностям самовыражения блокируется усиливающейся поляризацией интересов двух практически равновеликих сегментов российского социума: первого (с долей 50 %), с преобладанием ценности следования указаниям «свыше» над ценностью инициативного солидарного действия и незначительной активностью к самовыражению; и второго, (с долей в 46 %), разуверившегося как во внешних (идущих сверху, «вертикальных»), так и во внутренних («горизонтальных») источниках активности (при одновременной ориентации на третий класс по четырем показателям: национальная гордость, поддержка уважения к власти, ощущение несчастливости и недоверие к людям) [8].
Седьмая волна исследования мировых ценностей (WVS7) подтверждает упомянутую гипотезу и свидетельствует о сохранении ориентации социально-культурного кода россиян на традиционные ценности при одновременном ежегодном росте стремлений к самовыражению [9]. Доказательно обосновать (основываясь только на основе имеющегося у автора доступа к массивам статистических данных) занятость именно представителей третьего ценностного класса исключительно в рамках креативной экономики страны не представляется возможным, однако (если исключить «вспомогательный персонал» из структуры креативного трезубца), динамика доли занятых в креативной экономике России (рис. 2) и представителей третьего класса ценностной ориентации оказываются очевидно сопоставимыми. Следовательно, допустимо предположение о креативной генерации экономических инициатив именно с их стороны.
Рисунок 2. Структура занятых в креативной экономике России, млн чел. [10, с. 7]
Для оценки и сопоставления стран по уровню человеческого капитала с 2019 г. в методологии ООН используется оценка трех компонент: здоровье, образование и экономические условия [11], однако результирующий показатель («Индекс человеческого развития») не способен учитывать различия в развитии социума конкретной части территории страны, а, тем более, дифференциацию в развитии человеческого капитала различных социальных групп.
Неравномерность воспроизводственных процессов человеческого капитала на всех уровнях (макро-, мезо- и микро-) Российской Федерации, выявленная целевыми исследованиями по субъектам страны [12; 13], позволяет детализировать состояние и динамику выявленных трендов при востребованном пересмотре региональной политики социально-экономического развития.
Опираясь на расчетную дифференциацию федеральных округов страны по ИЧР и ИЧЖ (табл. 2), трактуемому авторами второго подхода как:
где N – общее количество интервалов в таблице смертности; agei + ai – среднее число лет, которое проживает человек, умирающий в возрастах от agei до agei+1; di – доля умерших в возрасте от agei до agei+1 от общего числа умерших [14], различия двух подходов становятся очевидными.
Таблица 2 Сопоставление федеральных округов Российской Федерации по индексу человеческого развития и индексу человеческой жизни
| Индексы | Значения по федеральным округам | |||||||
| ЦФО | СЗФО | ЮФО | СКФО | ПФО | УрФО | СФО | ДФО | |
| Индекс человеческого развития (РФ в целом, – 0,824) | 0,846 | 0,834 | 0,801 | 0,794 | 0,805 | 0,841 | 0,796 | 0,810 |
| Индекс человеческой жизни (РФ в целом, – 72,0) | 73,0 | 72,5 | 72,4 | 73,5 | 71,7 | 71,4 | 70,4 | 70,0 |
Источник: составлено автором по данным [12, с. 892; с. 897]
При анализе динамики ИЧР (с 2015 по 2021 годы) становится очевидным, что верхняя половина рейтинга довольно стабильна, в отличие от нижней, где устойчивым «аутсайдером» на протяжении почти всего периода являлся Сибирский федеральный округ (а с 2016 года тревожная нисходящая динамика наблюдается и в Северо-Кавказском федеральном округе). Динамика ранжирования округов по ИЧЖ свидетельствует об абсолютно иных тенденциях: практически бессменным лидером является Северо-Кавказский федеральный округ; в группу лидеров также входят Центральный, Южный и Северо-Западный федеральные округа; практически бессменными «аутсайдерами» являются Сибирский и Дальневосточный федеральные округа, а группу «системно приближающихся к ним» образуют Уральский и Приволжский федеральные округа. И даже при условии оптимистичной долгосрочной сходимости между федеральными округами (при моделировании динамической тенденции с полиноминальным трендом) различия между федеральными округами сохраняются (хотя и пошагово минимизируются) и группы «лидеров» и «аутсайдеров» по показателю индекса человеческой жизни остаются фиксированными.
Значительная дифференциация наблюдается не только на уровне федеральных округов (в состав которых могут входить регионы с изначально весьма различными
